Alla Gorbunova
ALLA GORBUNOVA
Nella traduzione di Paolo Galvagni
Меня спросили, что я думаю и чувствую по поводу военных действий, которые 24 февраля моя страна начала на территории другого государства – Украины. Я не знаю, нужны ли кому-то эти мои слова. Пусть сначала будет остановлено кровопролитие в Украине, остановлена происходящая прямо сейчас катастрофа, и потом уже можно будет что-то говорить.
Мне сказали, что для моих коллег – поэтов и писателей, а также читателей и издателей в разных странах, будет важно услышать, что я сейчас чувствую и как вижу всю эту ситуацию. Я боюсь, что это – этическая ловушка. Все слова, которые я сейчас могу произнести, – не способны остановить происходящее, не способны отмотать время назад и не допустить его. И, находясь в России, пытаясь что-то сказать отсюда сейчас, я понимаю, что какие бы искренние чувства ни вкладывала в свой текст, с ним всё равно будет что-то не то, просто из-за самой позиции говорящего. Тем не менее, в ответ на вашу просьбу я попробую рассказать о том, как я и люди вокруг меня переживают происходящее. Иногда бывает, что кособокие, запинающиеся и недостаточно точные слова – всё же лучше, чем молчание.
24 февраля многие мои соотечественники в социальных сетях написали, что это самое страшное утро в их жизни. Знакомые говорили мне, что никогда в жизни не испытывали такого стыда. У меня было другое доминирующее, всепоглощающее чувство – скорбь. Глубочайшая скорбь, в которой нет ни слёз, ни страха, потому что и слёзы, и гнев, и даже страх сделали бы её легче. Чудовищная непоправимость, чувство, что была перейдена точка невозврата, черта, за которой открываются врата в бездну. Я шла по улице и видела людей, молодых, весёлых, смеющихся, ещё не понимающих, что происходит, что уже произошло. И в какой-то миг мне показалось, что вся эта «обычная» жизнь после того, что случилось – это вроде как, когда человека уже казнили, отрубили голову, и эта отрубленная голова ещё короткое время живёт, не понимает, что с ней.
Есть люди, которые стараются жить по-прежнему, у которых срабатывают какие-то свои защитные экраны, но многие люди в России переживают происходящее как не имеющую аналогов катастрофу. Наше общество сейчас расколото, как никогда. Среди тех, кто поддерживает действия властей, много людей, не имеющих иммунитета к государственной пропаганде, людей, которым присуще онтологическое доверие к власти, иерархии. Среди людей, выступающих против военных действий, – как мне это видится, бОльшая часть творческой интеллигенции, молодые люди, студенты. Но все эти группы в себе не однородны. Российское общество сейчас – это не некое единое целое, которое поддерживает военные действия в Украине. На мой взгляд, это сильно запутавшееся в самом себе, раздробленное, расколотое как никогда общество, отнюдь не укладывающееся в те шаблоны, которые оно само же к себе применяет, начиная делить своих граждан на «зомбированных официальной пропагандой» с одной стороны и «проплаченных предателей» с другой. И, к сожалению, сейчас это общество с очень высоким градусом взаимной ненависти.
Для многих людей события последних недель выглядят чудовищными, необъяснимыми, иррациональными. Я же уже много лет чувствую, что то, что называлось «нормальной жизнью», с которой вдруг что-то случилось, уже давно существовало за счёт того, что очень на многое приходилось закрывать глаза. И очень многие, на первый взгляд, не имеющие отношения друг к другу вещи, я вижу как единую цепь насилия и боли, связывающую всех нас. И я надеюсь, что однажды настанет момент увидеть всю эту связывающую нас цепь насилия и боли как одно целое. Но сейчас я больше всего жду прекращения огня в Украине.
Я всегда любила свою Родину и воспринимала свои стихи и как часть русской поэтической традиции, и одновременно как часть мировой поэзии. Я не знаю, что будет со всеми нами. Многие мои знакомые уехали, буквально за один день. Я не мыслю своей жизни вне России, и буду стараться делать лучшее, что я смогу, в новых условиях. Я желаю Блага моей стране и никогда не отрекусь от того бесконечно многого, что связывает меня с ней. Но я понимаю, что есть вещи, которые нельзя оправдать. И то, что произошло за последние несколько недель – уже очертило горизонты для работы скорби и осмысления на многие годы и десятилетия. Работы, к которой никто не сможет даже приступить, пока падают бомбы.
У нас сейчас солнечные мартовские дни. Такое же солнце и тающий снег в разрушенном Харькове. Оттуда мне пишет замечательный русскоязычный поэт, который пару месяцев назад отправил мне свой архив на сохранение на случай войны между нашими государствами, и его слова – поверх всех барьеров – согревают моё сердце.
Моя близкая подруга, очень дорогой и родной для меня человек, отсюда, из России, – психоаналитик, и у неё есть сейчас анализанты в Украине, они проводят сессии онлайн, звонят ей прямо из зоны боевых действий, чтобы получить экстренную психологическую помощь. Слышала я и про обратную ситуацию: что аналитик одной моей российской знакомой находится в Украине, и оттуда, чуть не из бомбоубежища, проводил с ней сессию.
ГОСПОДИ, ПУСТЬ ЭТО БЕЗУМИЕ СКОРЕЕ ЗАКОНЧИТСЯ!
И ПУСТЬ ВСЕ, КТО СТРАДАЮТ, ОБРЕТУТ ПОМОЩЬ!
ALLA GORBUNOVA
Nella traduzione di Paolo Galvagni
Mi hanno chiesto che cosa penso e sento a proposito delle operazioni militari, che il mio paese ha intrapreso il 24 febbraio nel territorio di un altro Stato – l’Ucraina. Non so se queste mie parole servano a qualcuno. Venga dapprima fermato lo spargimento di sangue in Ucraina, venga fermata la catastrofe che accade proprio ora, e poi si potrà dire qualcosa.
Mi hanno detto che per i miei colleghi – poeti e scrittori, ma anche lettori ed editori in vari paesi – sarà importante sentire che cosa scrivo e come vedo tutta questa situazione. Temo che sia un tranello etico. Tutte le parole che ora posso pronunciare non riescono a fermare quanto accade, non riescono a riavvolgere il tempo e a non farlo accadere. E, trovandomi in Russia, tentando di dire qualcosa da qui ora, capisco che qualunque sentimento sincero io possa inserire nel mio testo, comunque esso non sarà quello giusto, semplicemente per la posizione di chi parla. Tuttavia, in risposta alla vostra richiesta, tenterò di raccontare come io e le persone attorno a me vivono quanto accade. Talvolta capita che parole storte, vacillanti e non sufficientemente esatte siano comunque meglio del silenzio.
Il 24 febbraio molti miei connazionali sui social hanno scritto che era la mattina più spaventosa nella loro vita. Alcuni conoscenti mi hanno detto che mai nella vita avevano provato una tale vergogna. Io avevo un’altra sensazione dominante, travolgente – l’afflizione. Un’afflizione profondissima, in cui non c’era né una lacrima, né la paura, perché le lacrime, la rabbia e perfino la paura l’avrebbero resa più leggera. Una mostruosa incorreggibilità, la sensazione che sia stato varcato il punto di non ritorno, la linea oltre la quale si apre la porta dell’abisso. Camminavo per strada e vedevo persone giovani, allegre, ridevano, ancora non capivano quello che accadeva, quello che era già accaduto. E in un certo momento mi è sembrato che tutta quella vita “usuale” dopo quello che era accaduto – fosse come quando una persona è già stata giustiziata, e la testa già tagliata, ma quella testa tagliata vive per un po’, non capisce ciò che le accade.
Ci sono persone che tentano di vivere come prima, nelle quali funzionano schermi difensivi propri, ma molte persone in Russia vivono quanto accade come una catastrofe priva di analogie. La nostra società ora è spaccata, come non mai. Tra quelli che appoggiano le azioni delle autorità, ci sono molti, privi dell’immunità dalla propaganda statale, gente a cui è propria la fiducia ontologica verso il potere, verso la gerarchia. Tra quanti si oppongono alle azioni militari – come mi sembra – c’è la maggior parte dell’intellighenzia creativa, i giovani, gli studenti. Ma tutti questi gruppi non sono omogenei. La società russa ora non è un tutt’uno che appoggia le azioni militari in Ucraina. A mio avviso, è una società fortemente smarrita in se stessa, frazionata, spaccata come non mai, che non si rifugia in quegli schemi, che essa accetta per se stessa, cominciando a dividere i propri cittadini in “plagiati dalla propaganda ufficiale” da una parte, e “traditori pagati” dall’altra. E, purtroppo, ora è una società con un alto grado di odio reciproco.
Per molti gli avvenimenti delle ultime settimane appaiono mostruosi, inspiegabili, irrazionali. Già da molti anni percepisco che ciò che si chiamava “vita normale”, a cui d’improvviso è successo qualcosa, da tempo esisteva a discapito del fatto che bisognava chiudere gli occhi su tante cose. E moltissime cose, che a un primo sguardo non hanno nessun rapporto l’una con l’altra, mi paiono come un’unica catena di violenza e di dolore, che lega tutti noi. E spero che un giorno arriverà il momento di vedere tutta questa catena di violenza e dolore, che ci lega, come un tutt’uno. Ma ora più di tutto attendo l’interruzione del fuoco in Ucraina.
Ho sempre amato la mia Patria e ho percepito i miei versi come parte della tradizione poetica russa, e al contempo come parte della poesia mondiale. Non so che cosa accadrà a tutti noi. Molti miei conoscenti sono andati via, letteralmente in un giorno solo. Non concepisco la mia vita al di fuori della Russia, e cercherò di fare meglio che potrò, in nuove condizioni. Desidero il Bene del mio paese e non rinuncerò a tutte quelle infinite cose che mi legano a esso. Ma capisco che ci sono cose che non si possono giustificare. E ciò che è accaduto nelle ultime settimane – ha già tracciato l’orizzonte per il lavoro di afflizione e comprensione per molti anni e decenni. Lavoro che nessuno potrà intraprendere, finché cadono le bombe.
Ora abbiamo i giorni soleggiati di marzo. Lo stesso sole e la neve che si scioglie – nella distrutta Char’kov. Da là mi scrive un eccellente poeta russofono, che un paio di mesi fa mi ha mandato il suo archivio da conservare in caso di guerra tra i nostri stati, e le sue parole – sopra tutte le barriere – riscaldano il mio cuore.
Una mia buona amica, persona molto cara e intima, una di qui, della Russia, fa la psicanalista, ora ha pazienti in Ucraina, tengono le sedute online, le telefonano proprio dalla zona delle operazioni di guerra per ricevere un aiuto psicologico urgente. Ho sentito anche la situazione contraria: l’analista di una mia conoscente russa si trova in Ucraina, e da là, quasi da un rifugio, ha tenuto una seduta con lei.
SIGNORE, CHE QUESTA FOLLIA FINISCA PRESTO!
E CHE TUTTI I SOFFERENTI TROVINO UN AIUTO!
***
день райский прозрачен взгляду,
в зеленоватой воде Днестра поросшие буком и грабом
холмы твои, Молдавия, Украйна;
раннее утро колодезных слёз бесцветных
из глаз старушки, идущей за нищенским ветром
дорогой колдобистой мимо коров деревенских,
привязанных коз, —
только пропел петух.
из тюрьмы не вернулся пастух, что убил ножом деву,
изнасиловав тело её, русые пряди на руку намотав,
долго скрывался в лесах, воровал по ночам хлеб и водку.
в это раннее утро прощённых, утро спасённых,
утро раненых, изнасилованных, безумных
русая дева гуляет по склонам трипольским в крапиве,
и древность на черепках красной глины
играет костями прозрачными и чертит имя
мёртвой царевны в неведомых ожерельях
и юноши с луком былинным, царевича Елисея.
воздух медленен, время воздушно, вот аист на красной длинной
ноге, как церковный подсвечник и свечка из парафина,
с язычком пламени клюва.
вот аисты улетают медленно над Днестром,
и день подобен качели, оброненной и падающей
в развёрстом мгновенье.
la giornata paradisiaca è diafana allo sguardo,
nell’acqua verdastra del Dnestr ricoperte di faggio e carpino
sono le tue colline, Moldavia, Ucraina;
il mattino presto di incolori lacrime di pozzo
dagli occhi di una vecchina, che insegue il misero vento
su una strada impervia accanto a mucche di campagna,
a capre legate, –
ha solo cantato un gallo.
dal carcere non è tornato il pastore, che uccise a coltellate una fanciulla,
violentandone il corpo, avvolgendo ciocche fulve su una mano,
a lungo s’è nascosto nei boschi, rubava di notte pane e vodka.
questa mattina acerba dei perdonati, mattina dei salvati,
mattina dei feriti, dei violentati, dei folli
la fanciulla fulva passeggia sui pendii di Tripol’e (*) tra l’ortica,
e l’antichità sui cocci di argilla rossa
gioca con ossa diafane e traccia il nome
della principessa Morta (**) con collane ignote
e del giovane con l’arco epico, il principe Elisej.
l’aria è lenta, il tempo aereo, ecco una cicogna su una rossa e lunga
gamba, come un candelabro di chiesa e la candela di paraffina,
con la lingua di fiamma del becco.
ecco le cicogne volano via lentamente sul Dnestr,
e la giornata è simile a un’altalena mollata e cadente
in un attimo dischiuso.
*) Tripol’e, villaggio sulla riva destra del Denpr, nei pressi di Kiev; è celebre la “cultura di Tripol’e”, che riguarda un’ampia zona tra Ucraina e Moldavia e appartiene al periodo neolitico.
**) Riferimento alla” Favola della principessa morta e dei sette eroi”, composta da Aleksandr Puškin.
Alla Gorbunova è nata a Leningrado/San Pietroburgo nel 1985. Si è laureata in Filosofia presso l’Ateneo della sua città. Ora vive tra Mosca e San Pietroburgo. Ha pubblicato versi su riviste (“Novyj mir”, “Deti Ra”, “Den’ i noč’”, “Zinziver”), in siti letterari (“Polutona”, “Kamera chranenija”, “Text-only”) e nel volume Sobranie sočinenij – poezija Peterburga [Raccolta delle opere – la poesia di Pietroburgo] (2010).
Ha pubblicato le raccolte poetiche: Pervaja ljubov’, mat’ ada [Il primo amore, madre dell’inferno] (2008), Kolodeznoe vino [Il vino di pozzo] (2010), Al’pijskaja fortočka [Finestrina alpina] (2012), Poka dogoraet azbuka [Mentre brucia l’alfabeto] (2017), Vnutri zvezdopada [Dentro il cader di stelle] (2019). Ha pubblicato inoltre due volumi di prose brevi: Vešči i ušči [Le cose e le mose] (2017), Konec sveta, moja ljubov’ [La fine del mondo, il mio amore] (2020). È stata insignita dei premi letterari: “Debjut” (2005) nella sezione “poesia”, “Andrej Belyj” (2019) per la raccolta Mentre avvampa l’alfabeto, “Nos” (2020) per le prose brevi.
Ha partecipato a vari eventi internazionali: il Salone del Libro a Parigi, “Runokuu” in Finlandia, “Kikinda short story festival” in Serbia, “Litvest” in Romania, letture poetiche americane (New York, Chicago).
Suoi versi in traduzione italiana sono apparsi sulla rivista “Poesia”, nel volume collettaneo Tutta la pienezza del mio petto (Lietocolle 2015), nelle raccolte La rosa dell’angola (Marco Saya Edizioni 2016), Miniature (Lietocolle 2019), Il primo mattino della creazione (Firenzelibri 2021).